Notes

ДУРДОМ

ПАЛАТА №1

светло. светило солнце очень ярко. птички поют. уже снег отходит. грязь. лужи. еще только утро. весь день впереди. полдника не было. полдник в полдень — это всем известно.

температура 37,6. в палату к другим нельзя. вдруг еще заразишь. двигайте кровати, ребята, убирайте все. а ты пока надень маску и садись за стол в коридоре. подходит санитарка. это у вас мода такая шшшштоли? волосы длинные почему? не стрижешься шшшштоли? не хочу. не хочешь? ну ладно.

вот первая палата. твоя. ты один, чего плачешь. не хочешь с ними лежать? ты один сейчас. ладно, располагайся. я тоже, когда началась война, не могла спать. просто лежала и смотрела в потолок – почему все так. ну что мне теперь так всю жизнь? а если это никогда не закончится? можно и с ума сойти, как ты. а ты не из-за этого? ну, не бойся. таких как ты уже сотни человек к нам приходило, рассказывали, что хотят умереть и так далее. мы их лечили и все было хорошо. таких как ты очень много. ты же нормальный пацан, тебе уже девушку надо искать. ты же обычный. что? не хочешь отношений? ты может вообще из этих, как там их. ну, ты понял. ладно. потом еще зайду.

ложусь к стенке. смотрю на рисунки. свастика. КОСТЯ. feel like a god. только почему-то не feel, а feal. ладно. ошибка не пытка, или как там говорят. прислушиваюсь к разговорам. ууу, это новенький. толстый. да нет, просто пухлый. похож на обезьяну. ахахах, да-да, точно, он обезьяна. интересно, он принудчик или на лечение приехал... ребята, отойдите, чего столпились здесь, так нельзя. садитесь на койки.

кровать — койка — шконка — железная. твёрдо лежать. два тканевых матраса. и специальные железные поручни. наверное, чтобы привязывать. да, так и есть, это же психушка. здесь делают больные уколы и привязывают к кроватям — койкам — шконкам.
смотрю в потолок. плачу. уже хочу домой и ненавижу все это. за что. без знака вопроса. сам согласился. терпи теперь. учительница по физике сказала, что это надо просто пережить. мудрая. вот и переживай теперь. как там у марины цветаевой? терпи, еще не кончен срок? это же стихотворение про самоубийство в семнадцать лет, зачем его сейчас здесь вспоминать. и так душно. очень. окно закрыто.
солнце светит. птички поют. снег отходит. лужи. подбегает санитарка. к окну нельзя подходить, ты чего устроил. почему? ну, такие правила, не спрашивай, это вообще-то больница, а не санаторий.

приходит доктор. рассказывай. рассказываю. снова плачу. или не плачу. не помню. ну, все ясно. ладно, я пойду, располагайся здесь. кто еще зайдет и скажет располагаться? я уже. расположился с романом татьяны толстой, библиографическая, кстати, редкость, кысь, знаете ли. читаю.
приносят полдник. в столовую тоже нельзя ходить, ты болеешь. ешь. ем. булочка и молоко из порошка. вкусно. молоко из порошка удивительно вкусное.

я засыпаю.

вставай, уже время обеда. какой-то безвкусный суп. и каша с курицей. съел кашу. выпил чай. снова заплакал. да я вообще ничего не хочу есть. я домой хочу. домой. до. мой.
пришел ординатор. он будет меня вести. задает вопросы. отвечаю. вроде хороший. молодой (на то он и ординатор, чтобы не быть старым), красивый, высокий, с щетиной и усами. поговорили даже немного о политике. он против войны и за все хорошее. ну, как обычно. сплошной юношеский популизм — на то он и ординатор. боюсь писать что-то смешливое. вдруг этот текст каким-то образом прочитают доктор и ординатор. и скажут он выставил нас полными дураками. срочно уколоть его. срочно начать принудительное лечение. и так будет всегда. до самых седых волос будут колоть мне нейролептики и смотреть как я лежу на кровати и верчусь будто уж на сковородке. или как там говорят. будто рак на горе. будто два пальца об асфальт. все смешалось. когда уже домой. только первый день. терпи, еще не кончен срок.

вечером все пьют таблетки. мне тоже назначили, как сказала медсестра, пока только легкое успокоительное, чтобы поспать. выхожу из палаты. все смотрят. какой же он толстый. ага, это уж точно. пью таблетку. захожу обратно. эй, новенький, у нас вообще-то еще кефир пьют. хорошо. пью кефир. все. спать. следующий день через восемь часов. я выпил успокоительное, значит быстро усну. надеюсь. лежу. не получается. уснуть не получается. чудеса не случаются. стих. засыпаю. снится, что рядом стоит медсестра. или это не сон? снова все смешалось.

следующий день. подъем в шесть часов утра. чистить зубы и умываться. в первой палате есть раковина, поэтому можно не выходить. чищу зубы. футляры для зубных щеток запрещены. на двери туалета, кстати, огромное окно. и надсмотрщик, то есть санитар, да, и санитар пристально наблюдает за тем, как ты ходишь в туалет. очень неловко и тревожно и неприятно. чищу зубы напротив — другая палата. все снова столпились и смотрят. какой он странный. интересно, он принудчик. или просто на лечении. кто он. а он уже здесь был? я не знаю, ребята, садитесь на койки. умываюсь. господи, дай сил все это пережить. бога нет наверняка. не знаю. уже ничего не знаю. пьем таблетки. завтрак. давай померим температуру. ууу, уже 36,6. теперь можно и в третью надзорную палату тебя переводить. как ты быстро у нас выздоровел, хорошо.

ПАЛАТА №3

третья палата надзорная. это значит, что возле нее всегда сидит медсестра или санитар. и надзирают. и смотрят. и если кто-то плохо себя ведет, надсмотрщики (так нельзя говорить, мы не в тюрьме, у нас тут медперсонал) пресекают это. захожу с вещами в палату. у нас тут за сигаретку – в попку. я не курю, спасибо. все смеются. придумай что-нибудь нормальное, максим, это не смешно, ты пугаешь мальчика, это глупо.
меня положили на вторую от двери койку — шконку — кровать. неудобно, как я уже говорил. железно. железо чувствуется спиной. все смотрят. а ты принудчик или на лечении? главный вопрос еще со вчерашнего дня. нет, я не принудчик, я на обследовании и лечении. ааа, неинтересно, я думал, что ты плохо себя вел и тебя сюда отправили. понятно. может ты воровал в магазине? или что-то еще сделал плохое? молчу. все всё еще смотрят. а я здесь потому что пытался сбежать из детского дома. молчу. ну чего ты молчишь, расскажи что-нибудь. молчу, потому что не знаю что рассказать. урод, ебанутое создание, ну и молчи, придурок. ты как девочка. ладно.
читаю книгу. пытаюсь читать. мальчик, который лежит напротив, сильно вертится. как уж на сковородке. у него шизофрения и голоса не дают нормально сидеть. когда кто-то слышит голоса, говорят: "он голосит". несколько дней пытался выяснить, кто придумал называть это таким интересным словом. не слышит голоса, а голосит. как будто кричит, орет, извергает слова (пламень) изо рта, но внутри самого себя. никто не знает автора этого термина. неизвестный гений. герой дурдома, будь вечным святым праведником и никогда никого не обижай, потому что бог дал тебе острый ум и желание называть вещи своими именами.

уже завтрак. идем в столовую. четыре стола на тридцать человек. тесно. конечно тесно, ты же толстый и похож на обезьяну. точно, спасибо, я забыл.

дальше — скука смертная. и так еще двадцать с чем-то дней. расскажу про некоторых однопалатцев.

лев — агрессивный мальчик, приехавший из дома, не принудчик и вроде впервые в психушке. со всеми ругается. когда его доводят, кидается тапками.ему несколько раз делали уколы, я слышал, вроде бы, что у него десять уколов. но за это срок не увеличивается. а у принудчиков каждый укол — это плюс неделя. у некоторых, кстати, сто уколов: ставят почти каждый день, потому что ребята не могут нормально себя вести. так вот. лев. постоянно злой. но постоянно на грани того, чтобы заплакать. нежный и ранимый ребёнок, на самом деле, который чувствует себя брошенным и страшно хочет домой. он почти каждый день говорил только "ну когда меня уже выпишут". а выписали его почти через сорок дней, потому что лечение не особо помогало и он все так же нервничал, ругался, опрокинул стол в игровой палате. он много раз говорил: "знаешь чем отличается психиатрическая больница от дурдома? в психиатрической больнице тебя лечат и ты лежишь в отдельной палате, а в дурдоме — вас много". и правда. в дурдоме нас много. в палате, в которой я лежал, было четырнадцать человек. и запрещено открывать окно. и душно. жарко. и пахнет пóтом, потому что мыться разрешают раз в неделю по субботам. ритмическая строчка получилась – стих. пóтом по субботам.

лихачев или лихач, как его все называют. тот самый мальчик, который лежит напротив меня и сильнейшим образом вертится. у него шизофрения. он принудчик. он изнасиловал трёхлетнюю девочку и его признали больным и заперли в дурдоме. он никогда не жаловался. и не жалуется. он будет лежать здесь еще очень долго. он уже привык. когда голоса, он начинает царапать пальцы до крови настолько сильно, что они потом долго не заживают, поэтому мудрые санитары придумали надевать ему перчатки и привязывать к кровати. вязки ему не нравятся, он сопротивляется. в одну ночь, когда лихача связали по рукам и ногам, он бился корпусом тела о железную кровать (койку, шконку) и она прогнулась. думаю, это было очень больно. но он не заплакал. он привык ко всему. и к тому, что за свободу нужно бороться. но его так и не отвязали. привязанный и в перчатках он уснул. он видел в выключенном телевизоре интересные фильмы, видел на стене четыре таракана, которые приближаются к нему и пугают его, видел, что сейчас показывают его любимую песню и подпевал, и радовался, и был самым счастливым мальчиком в дурдоме. и вот вопрос. кто из нас еще больной. он, видящий в обычном необычное, радующийся тому, что проиграл в сотый раз в шашки, рассказывающий всем про то, что смог собрать лебедя из модулей (в дурдоме все занимаются оригами, потому что очень скучно), давящийся хлебом, поэтому хлеб ему не дают, не могущий неделями сходить в туалет и просто так сидящий по часу в на горшке, кричащий и голосящий, боящийся короткого замыкания из-за включенного в палате телевизора, борющийся за свободу; или мы, которые живем обычной жизнью и ни в чем не видим смысла. кто из нас больной?

муравьев (муравей). поступил сюда на лечение уже в какой-то сотый раз. по нему сразу видно, что он больной, хоть так и нельзя говорить. но если поставить рядом здорового ребенка и муравьева — они будут отличаться. его положили за то, что он стал бегать по дому с топором, хотел, говорит, помочь родителям, ремонт сделать, а его, сволочи, закрыли; потом, правда, он бегал с топором уже за мамой, потому что она его "достала очень сильно". разве это важно? он хотел помочь родителям, святой ребенок, ангел, а его закрыли в больнице. гады. почти каждый день он повторял слова своей мамы. ты никому ненужная тварь. ребята, я никому ненужная тварь? скажите, мальчики, это правда? и все говорили да, это правда, муравей, ты никому ненужная тварь. и он улыбался.

максим. мальчик, который лежал рядом со мной. за все дни в психушке он сказал мне миллион злых слов про то, что я ебанутая девочка и последняя тварь. просто потому что я молчал. а он хотел говорить. он из детского дома. он пытался оттуда сбежать, у него плохое поведение. поэтому его отправили на лечение. и вот он лежит рядом со мной. и постоянно дрочит. возле моей постели у себя на кровати под одеялом. и никто, как будто, не замечает. однажды я пришел в туалет. там сидел максим и дрочил. у меня был запор. я долго сидел и слушал, как он сладострастно нежно вздыхает. и было это доооолго. у меня ничего не получилось. чтобы разбавить, как показалось напряженную обстановку, начинаю диалог.

— пришел, представляешь в туалет, а у меня запор, не получается вот никак.
— да, понимаю, у меня тоже. сижу вот.

не ври! у тебя даже рядом нет туалетной бумаги. ты мерзкий малолетний онанист. как там пела альбина сексова? а чем еще заниматься в родной отчизне, как не онанизмом. ладно. пусть делает что хочет. это же дурдом.

и осталось еще двенадцать человек. неинтересные. почти обычные. большинство — принудчики. что-то украли, кого-то изнасиловали, устроили какой-то разбой, учинили беспорядок и зло. и вот теперь лежат тут. и я лежу здесь. трогательный трепетный ласковый тревожный обостренно чувствительный нежный котенок. великий русский поэт. вместе с преступниками. нет, так нельзя говорить, ты чего, здесь не преступники, а пациенты. не забывай об этом. хорошо, простите.

новые пациенты все поступали и поступали, и поэтому меня перевели во вторую палату. а там – ничего интересного. обычные принудчики. и так еще две недели. и потом меня выписали. и я снова стал членом общества. я здесь я есть и я кричу. и буду всегда.